«Информационное общество» выражает идею новой фазы в историческом развитии передовых стран. То есть, не приход «постиндустриального» общества, а создание нового социального образца, что является результатом «второй индустриальной революции», которая в основном базируется на микроэлектронной технологии. Растущее количество людей с необходимостью втягивается в беспрецедентное разнообразие информационно ориентированных типов работ.

Научные и технические работники собирают и производят информацию, менеджеры и специалисты обрабатывают ее, преподаватели и работники коммуникационной сферы распространяют ее. Этот процесс «информатизации» не оставляет нетронутой ни одну сферу социальной активности: от повседневной жизни до международных отношений и от сфер досуга до производственных отношений.

Такие понятия, как «Третья волна» Олвина Тоффлера (фактически синоним «информационного общества»), вошли в воображение населения. Был сделан фильм «Третья волна», а в Соединенном Королевстве Великобритании «Третья волна» является лозунгом «Бритиш телеком едвертизин кемпейн». По мере того как мы приближаемся к третьему тысячелетию, понятие «информационного общества», в котором фокусируются все дискуссии относительно «будущего», все чаще используется как удобный универсальное средство. Правительственная политика также вытекает из этой концепции, особенно в отношении образования. В настоящий момент британцы убеждены: «Наша система образования должна быть важным, может, даже доминирующим фактором, который обеспечит экономическое процветание Соединенного Королевства Великобритании в информационном обществе мирового масштаба».

Однако некоторые вопросы довольно часто не осознаются или имеют уклончивые или неясные ответы. Какая связь существует между новой технологией и обществом? В какой степени и при каких обстоятельствах технологический потенциал становится социальной судьбой? Насколько правомерно принимать тот разновидность экономических и социальных преобразований, происходящих в наше время, по эпохальное социальную трансформацию? И если так или иначе мы являемся свидетелями возникновения «нового типа общества», то правы ли его адвокаты, утверждая (как они это часто стремятся делать), что социальные эффекты информационной технологии в целом положительные?

Однако в конце современности остается вопрос, должен ли быть понятия «информационного общества» передано на свалку избыточных идей, или оно сохранится как инструмент для социального анализа. Имеет ли оно будущее как просветляющее понятие, которое указывает на один из наиболее значимых аспектов современных социальных изменений, а именно на связанный с распространением информационной технологии? Или же, возможно, нужно отказаться от него именно потому, что его более правомерно можно использовать при появлении все более новых «микрочипових» устройств, нежели благодаря его возможности объяснять социальную реальность?

Есть также другой аспект этого вопроса. Понятие «информационного общества» звучит как обнадеживающая нота посреди настроения общей рецессии. В Японии оно нашло полную поддержку у определенной группы людей как объединяющее лозунг для активизации исследований и предпринимательской деятельности. Если любой социальный прогноз является пессимистичным, таким, что впереди видит только упадок (экономический) или катастрофу (ядерную), то тогда понятие «информационного общества» звучит позитивно и, очевидно, придает определенный смысл социальным намерениям и целям.

В то время, когда интеллектуалы оплакивают конец прогресса или недостаточность утопий, оживает старая идея о том, что хорошо общество вырастает из настоящего. Таким образом, не только использование этого понятия для социального анализа, но и его социальная роль внутри национального и глобального контекста заслуживают дальнейшее исследование.

ПОЛИТИКА ПО ТЕХНОЛОГИИ

Новая технология приобрела значение мощного символа крайней мере со времен Фрэнсиса Бэкона. Он считал, что науку и технологию следует рассматривать как средство преодоления вредных последствий «выпадение» человека из сферы Божьей милости. Фактически, его утопия «Новая Атлантида» (1627 p.) балансировала между «теологической» и «естественной» интерпретациями человеческих деяний. В то время как он продолжал использовать язык Библии, весь дух его произведений готовил устои доминирующей теме западной культуры, согласно которой прогресс человечества обеспечивается путем научной и технологической эксплуатации природы.

Нешуточные дебаты возникали относительно побочного влияния религии и политики на происхождение современной технологии. Если Максу Веберу часто приписывают точку зрения, согласно которой религиозные (в частности, протестантские) корни были определяющими относительно науки, а другие отрицали это, то сам Вебер подчеркивал вклад христианской теологии в дело оправдания технологической активности.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7