Вследствие только описанного компромисса этот конфликт рано или поздно должен был неизбежно взорваться: когда уже божественную истину однажды сформулированы сроками истины научной, представители науки не могли вечно воздерживаться от критики сущности доктрины, претендующей на научную истинность.

С другой стороны, христианская Церковь, чью доктрину было изложено рационалистической языком, не могла отречься от своих претензий на влияние в тех областях знания, были законными владениями человеческого интеллекта, и, когда в семнадцатом веке новейшая западная наука начала отбрасывать чар эллинской философии и распахивать новую интеллектуальную ниву, первым движением римско-католической церкви было выдать инвективы против нападения пробужденного западной научной мысли на давнего интеллектуального союзника этой церкви — словно геоцентрическая теория в астрономии испокон веков была одним из догматов христианской веры, а Галилеевы поправки к системе Птолемея — теологической ошибкой.

На 1952 год эта война между наукой и религией шла уже три века, и позиция церковных властей все сильнее напоминала позицию правительств Великобритании и Франции, когда Гитлер в марте 1939 года окончательно положил конец тому, что осталось от Чехословакии.

Позиция, изложенная в предыдущем разделе, открытая для нападения как со стороны людей, считающих любую религию обманом и выдачей желаемого за действительное, так и со стороны судящих церкви как институции, безоговорочно и полностью недостойные самых верь, которые они проповедуют.

Полемика с критиками первой группы не входит в задачи нашего исследования истории, поэтому мы ограничимся второй и искренне признаем, что наши критики имеют достаточно материала для своих обвинений. Вожди христианской церкви, например, во все времена, от древнейшего и до настоящего, очевидно збочувалы с прямого пути и доходили почти до отрицания своего основателя, усваивая каверзнисть и лицемерие иудеев, политеизм и идолопоклонничество греков, а также нескрываемое отстаивания своих имущественных интересов, унаследованное от римлян. И другие высшие религии не менее уязвимы к критике из подобных позиций.

До сих пор мы исходили из того, что главными действующими лицами в истории всегда были цивилизации, а роль церквей — то как помех («раковых опухолей), то как вспомогательных факторов — им подчинялась.

А теперь предположим такую возможность, что именно церкви были главными действующими лицами и что истории цивилизаций можно рассматривать и трактовать, исходя не из их собственных судеб, а с их влияния на историю религии. Такое постановление вопрос может показаться необычной и парадоксальной, но, наконец, именно этот методологический подход к истории взят за основу в собрании книг, который мы называем Библией.

С этой точки зрения нам придется пересмотреть наши предыдущие предпосылки относительно raison d’etre цивилизаций. Мы вынуждены будем предположить, что цивилизации второго поколения возникают не с тем, чтобы достичь успехов ради самих себя или воссоздать свой вид, а с тем, чтобы дать возможность родиться вполне жизнеспособным высшим религиям; что рождение этих высших религий было следствием надломов и распадов вторичных цивилизаций, то мы должны рассматривать заключительные фазы их историй — фазы, для них самих знаменуют окончательное поражение — как основания сыграть свою важную роль.

Итак, мы отрицали взгляд на церкви как на раковые опухоли, пожирающие живые ткани цивилизации; однако можем согласиться с Фрейзеровим суждением, высказанным в конце зацитованого отрывка, о том, что приток христианства, такой мощный в последней фазе эллинского общества, в последнее время приходит и что пост-христианское западное общество, возникшее вследствие этого спада, имеет те же свойства, что и дохристианское эллинский. Это наблюдение открывает путь другой концепции относительно отношения церквей к цивилизаций — взгляду, который выражает один новейший западный ученый в следующем отрывке:

«Старая цивилизация была обречена на гибель. С другой стороны, в глазах убежденного христианина церковь стояла как Аарон между живым и мертвым, как промежуточное звено между мирами грядущим и настоящим. Она олицетворяла Христа и, следовательно, была вечная, стоит того, чтобы ради нее жить и работать. И в мире была и такая важная вещь, как сама Империя. Поэтому идея церкви представляла собой неоценимый стержень, вокруг которого могла понемногу выкристаллизовываться новая цивилизация».